Шанс, в котором нет правил [черновик] - Ольга Чигиринская

— Рабочее.

— Привычка. Что сидишь так поздно?

— Надо уже до завтра что-то решить и предоставить учебный план на четвертую четверть. На семьдесят процентов я должна следовать министерской программе, тридцать могу сама выбрать. Вот думаю, что выбрать… Решила узнать, так сказать, вокс попули… не знаю я, чем эта Надя занималась. У детей багаж — что из дома принесли.

— Которая Надя? — спросил Игорь. — Которая приходила?

— Угу.

— А что ты сама о ней думаешь?

Оксана развернулась к нему. Голый до пояса, он сидел теперь верхом на стуле, тиская сытого — и потому покорного Махно.

— Ты что-то… уловил?

— Я еще за порогом почувствовал. Кто это, думаю, к нам в дом такую кучу ненависти в дом приволок?

— Говорить надо…

— Ёлка, ты извини, но я о таких вещах другим говорю, только если по делу нужно. Или если иначе никак. А что случилось?

— Ничего особенного. Сидела в библиотеке, разбиралась с материалами. Они с подружкой решили, что там пусто. Ну и… вывалили всю эту кучу.

— Ну, я что-то вроде этого и предполагал. Ты как только о ней упомянула…

— Ты занимаешься мной, чтоб не заниматься собой?

— Да, наверное, — Игорь отпустил кота. — Оттягиваю момент, когда нужно будет пойти к себе в комнату и закрыть глаза. Мне там, скорее всего, покажут много нехорошего.

— А… прежний способ…? Он перестал работать?

— Нет, он не перестал. Это я перестал. Плацебо-терапия, которая длится три года — это уже не плацебо… На самом деле, это все та же зависимость — только от чужого удовольствия.

— Но ведь… намного лучше, чем прежний вариант?

— С одной стороны — существенно. С другой… Понимаешь, я никогда еще ребят не подводил… Да и в этот раз не подвел. Но в прошлый раз мне было так… неважно, что я все-таки решил сорваться в Москву. Почти поехал. Одетый сидел. Понимаешь?

— Это было… опасно?

— И опасно тоже, — поморщился Игорь. — Потому что я почти уже себя не контролировал и ни о чем другом не думал, вообще. Это как «ледок» — пока ты его регулярно тянешь понемножку, у тебя все в порядке. Даже на всяких точных и сложных работах работать можно, и тебя на эту работу возьмут, только справку принеси… А вот если попытаться соскочить самостоятельно — тут ты и понимаешь, как крепко ты сидишь.

— А как ты вчера? И сегодня?

— Вчера — на адреналине. Сегодня… думаю, не съездить ли в Москву все-таки.

Оксана тронула его за плечо — твердое и прохладное.

— Не езди. Если… если не…

Она не знала, как дальше сказать. Не соврал мне тогда? Не передумал?

— И что? Подключаться дома?

— А зачем человеку нужна семья?

— Стоп! Стоп. Не попадайся больше на это, хорошо? Твоей маме нравилось растворяться в муже и гармонизировать семью — некоторым женщинам так хорошо и лучше всего жить так. Ты для этого не годишься. Попробовала — убедилась, что не то — оставила. Семья нужна для многого. Помимо. И я даже не о семье говорю сейчас… Скажем так: семья — это один вопрос, а то, что я хочу тебя — немножко другой.

— Да не собираюсь я в тебе растворяться! Но семья — это еще и потому, что кто-то кому-то нужен. И в прямом смысле — тоже.

— Видишь ли, я бы предпочел, чтобы ты меня любила — но при этом я не был тебе нужен.

— Это как? — опешила Оксана.

— У меня было время тяжкой зависимости от любимой женщины. И очень силен соблазн влюбиться в женщину, которая будет зависима от меня, — но руку с плеча не стряхнул, напротив: прижал своей лапищей и как бы безотчетно ласкал одним пальцем.

— Дзуськи, — улыбнулась она. — Не буду я от тебя зависимой. Или буду… как от всего хорошего.

— Я не хороший, — как часто бывает у него, по интонации не разберешь, в шутку он или всерьез.

— Ты это варкам объясни.

— Послушай, — он соскользнул со стола и встал перед ней, крепко держа ее за плечи, — шутки шутками, но я не хочу сломать твою жизнь.

— А ты пока и близко к этому не подошел. Если ты о том, что мы внезапно смертны — то я выучила позавчерашний урок. Допустим, я сейчас прислушаюсь к соображениям — скажем так, разума. А через месяц ли, через год — с тобой или со мной что-то случится. И что останется выжившему, кроме сожаления об утраченных возможностях? — Оксана провела пальцем по животу Игоря, снизу вверх, от завязки свободных брюк до грудины, — Или ты предлагаешь насладиться твоей рефлексией? Или найти себе тоже кого-то случайного, на стороне, на время, чтобы больше не обжигаться? Так я иначе устроена. У меня ничего нигде не зажжется, если я партнеру не доверяю, а с чужим человеком — откуда оно возьмется, доверие. Найти другого, «достойного»? А зачем? Я уже нашла.

Цумэ нажал на кнопку «спящий режим», потом церемонно подал Оксане руку.

— Тогда соизволит ли сеньора пройти в свои покои? И как мне попасть туда — обычным способом или, ради пущей романтики, через окно?

— Через окно. Ко мне еще никогда никто не лазил в окно. Даже когда оно было на первом этаже.

— Тогда пусть сеньора держит окно приоткрытым, — Игорь поцеловал ей руку, не менее церемонно. — Недолго. Она не успеет простудиться. И как насчет подобающей случаю серенады?

Оксана прикинула и решила, что это лишнее. Городу-то все равно, а вот в доме многие могут удивиться.

Поэтому, закрыв на защелку дверь комнаты и приоткрыв окно, она услышала только сказанное почти шепотом:

— Я здесь, Инезилья.

Оксана-Инезилья беззвучно засмеялась, подняла раму еще выше и отступила в сторону, чтобы не мешать проникновению Игоря в дом. Над подоконником тут же завился морозный пар. Оксана вспомнила начало «Снежной страны» Кавабаты.

…Как он это сделал — она так и не успела рассмотреть. Какое-то мгновенное движение — и он на дереве. Еще один мимолетный блик фонаря на его белой стриженой голове — и вот он, подтянувшись на руках, кувыркается через подоконник и, бесшумно перекатившись по ковровому покрытию, встает на ноги.

— Ты что, так и не набросил на себя ничего? — брюки терялись в темноте на фоне ковра, белый торс, казалось, парит в воздухе.

— А смысл? — Игорь распустил завязку, брюки упали… теперь бледный уличный фонарь освещал всю фигуру целиком. Оксана опустила окно. Он, может, и не простудится — но при одной мысли о том, как он скакал босиком по снегу, делалось холодно.

— А смысл в том, что замерзал ты, а простужусь я.

Говорить веселые слова, излучать тепло — и ни в коем случае не думать о том, что делаешь… потому что он почувствует.

— Не простудишься. Уж я позабочусь. Не поворачивайся пока, не надо, — она почувствовала его дыхание у себя на шее, поцелуй в то место, где проступает позвонок. — А ты знаешь, что у тебя между лопаток такая… макушечка. Око тайфуна.

— В смысле — я волосатая?

— В смысле — пушистая. Очень нежный пушок. И не говори больше глупостей. Лучше отвечай на мои вопросы: ты знала, что она у тебя там есть?

— Откуда?

Ей стало щекотно, потом… тепло. Тепло внутри.

— Не поворачивайся. Можно даже закрыть глаза.

— Мне говорили, что у меня мозжечка нет…

— Проверим, — невозмутимо сказал Игорь. — Если ты сейчас свалишься — значит, нет. Сначала завяжем глаза…

Он потянул кверху ее майку, натянул на голову.

— Потом начинаем медленно раскручивать, — прохладные руки развернули ее к свету спиной, к источнику тихого, обволакивающего голоса — лицом. — Панас-панас, на чем стоишь?

— На земле, а земля на слонах, а те на черепахе, а черепаха на ките…

— Проверка закончена, чувство равновесия отличное, — Игорь потянул майку еще чуть выше, чтобы не мешала целоваться.

Теплая грудь на прохладной груди. Твердое тело, мягкое тело. Ян — светлое, твердое, сухое, горячее, мужское. Ин — темное, мягкое, влажное, прохладное, женское. Если понимать «прохладное» и «горячее» не как температуру тела — то все правильно… Или неправильно, потому что очень хорошо.

— Перейдем в горизонтальное положение, или…?

— А какие преимущества есть у «или»?

— У любовника-данпила множество преимуществ… Например, я вот сейчас чувствую, что ты склоняешься к традиционному варианту.

Внутри дрогнуло и как-то мгновенно схватилось ледком.

— Ты… любитель нетрадиционных?

— Я, — кровать слегка пискнула под их весом, — запойный аддикт женского наслаждения. Поэтому все будет так как ты захочешь. Поверь. Именно так, как хочешь ты. Иначе… — сейчас он скажет «иначе мне и смысла-то нет», — иначе я уже не умею.

То есть, если я не смогу — не получится и у него, а тогда…

Лед крепчал, трещал, он был уже, как паркет во дворце Снежной Королевы — хоть танцуй… Игорь почувствовал. Не мог не почувствовать. Она окончательно сняла и отбросила футболку, чтобы посмотреть ему в глаза.

— Извини. Мне очень жаль.

— Ну, можно я тебя все-таки раздену?